Истории этих двух молодых людей, одинаково талантливых и преданных своему делу, очень интересные и очень разные. Один – уроженец далекого Владивостока, в своей семье, где единственной родней и опорой были мама и брат, стал первым музыкантом за последние несколько столетий, и добился грандиозных успехов, играя на инструменте, который однажды за него выбрали обстоятельства. Второй – москвич, уверенный и амбициозный продолжатель семейных традиций, выросший в атмосфере понимания и поддержки со стороны родителей-музыкантов.

С обоими мы познакомились, когда их яркие творческие судьбы уже успели пересечься, – на первом концерте в Севастополе, прошедшем буквально сразу после Дня Музыки и припавшем на День учителя.

В эксклюзивном интервью для Мостпресс за несколько часов до выступления выдающиеся молодые музыканты современности, участники проекта «Звезды XXI века», солисты Московской государственной академической филармонии – виолончелист-виртуоз Александр Рамм и талантливый пианист Филипп Копачевский рассказали о своем детстве и месте в нем занятий музыкой; о педагогах, год от года приближавших их звездный час; а также эффективных инструментах воспитания в ребенке личности музыканта, в действенности которых они убедились на собственном опыте.

 

МостЪpress: Александр, Филипп, мы рады вас видеть в нашем городе. Скажите, как давно вы выступаете вместе?  

Филипп Копачевский: Проект Московской филармонии «Звезды XXI века», который проводится под эгидой Министерства культуры РФ, предполагает участие в нем музыкантов, играющих сольно, с оркестром и в комбинациях друг с другом. Мы с Сашей познакомились здесь и выступаем вместе уже достаточно давно – третий год и каждый раз с большим удовольствием. 

МостЪpress: Если с фортепиано все более-менее понятно, то выбор специальности «Виолончель» нельзя назвать традиционным. Что определило ваш выбор инструментов, и как это произошло?  

Александр Рамм: Да, вы абсолютно правы. Виолончель – нишевый инструмент. Это певучий, с тембром человеческого голоса инструмент, призванный проникать в самое сердце слушателя одним только звуком, но при этом имеющий достаточно виртуозные возможности для того, чтобы соревноваться, например, со скрипачами. Некоторые виолончелисты, как я знаю, регулярно перекладывают скрипичный репертуар на виолончель.  

В моей семье не было музыкантов никогда. Может быть, веков этак 5 назад и были. Во времена Моцарта, например, был знаменитый гобоист по фамилии Рамм, друг Моцарта. Но я сомневаюсь, что это какой-то мой дальний родственник, скорее всего просто однофамилец: даже с такой редкой фамилией у меня есть однофамильцы и сейчас. (Смеется)  

Когда я был посетителем детского сада в Калининграде, как-то на детский утренник пришли к нам выступить скрипачи и виолончелисты из ансамбля местной школы им. Глиера. И меня так поразил гордый яркий образ скрипача, что я стал целыми днями изображать из себя скрипача перед зеркалом. На что мама сказала: «Так все, хватит. Пойдем на прослушивание».

И в музыкальной школе меня ждало фиаско: мне сказали, что в 7 лет я староват начинать играть на скрипке. Это меня, конечно, очень расстроило. Но теперь я понимаю, что так должно было сложиться – это судьба. Мне предложили скрипку, только побольше. Я попробовал и без памяти влюбился в этот звук. И сейчас, на протяжении вот уже 20 лет, ни капли ни разу не было даже мысли пожалеть о том, что не получилось у меня стать скрипачом. Что-то во мне внутри говорило, что это мое, и что-то должно получиться из этого. И, слава Богу, так оно и случилось.   

Александр Рамм на репетиции перед концертом в Севастополе. Фото: Анна Петрова

Филипп Копачевский: У музыкантов бывают разные и схожие ситуации в этом смысле. Меня в центральную музыкальную школу привела бабушка. И изначально, поскольку мой отец флейтист, все хотели, чтобы я играл на флейте.  

Но каждый ребенок, который приходит в музыкальную школу и учится играть на скрипке, виолончели, флейте, изучает и общий предмет – «общее фортепиано». Любой музыкант должен хотя бы немножко уметь играть на рояле. Я сразу почувствовал, что мне это близко, меня буквально тянуло к роялю. Поэтому в 8 лет я уже осознано выбрал именно этот инструмент.  

МостЪpress: Но ведь, если, как это было у Саши, в 7 лет педагоги сказали, что поздно начинать, то в 8 тем более?  

Филипп Копачевский: Действительно считается, что начинать путь музыканта в 8 лет – поздно. Сейчас в музыкальных школах есть такая тенденция: дети начинают учиться уже в 3-4 года. Но это отдельная тема, поскольку тут есть как свои плюсы, так и свои минусы.  

Конечно, чем раньше ты начнешь заниматься, тем больше возможностей приобретешь. Но при этом очень часто такого ребенка начинают выставлять как вундеркинда, заставляют его много работать в 4-5 лет… Рано! Гораздо важнее получить основы образования, просто учиться играть на инструменте. И уже потом, спустя некоторое время, принимать решение относительно музыкальной карьеры. Ребенок далеко не всегда делает сознательный выбор инструмента в 4-5 лет. Как правило, идут заниматься тем, чем сказали родители. Недаром даже в обычных музыкальных школах, не центральных, есть переходный класс, когда можно выбрать будущую специальность. Это не случайно: именно к 9-11 годам, у всех по-разному, наступает осознание того, что тебе действительно ближе и интереснее. И ты начинаешь заниматься музыкой осознанно и с полным ощущением, что это твое. 

Александр Рамм: Тут я хочу сказать, что, например, знаменитая Наталья Николаевна Шаховская, профессор, у которой я закончил консерваторию и аспирантуру, – она начала играть на виолончели вообще в 13 лет. И, тем не менее, добилась, как известно, невероятных успехов и мировой известности.  

МостЪpress: Что, по вашему мнению, то самое главное, на чем зиждется профессиональное преподавание и зависящее от него формирование в ребенке личности музыканта, исполнителя? Как это было у вас и что вы вынесли из своего опыта?  

Филипп Копачевский: Мне очень повезло, потому что мой первый педагог, Кира Александровна Шашкина, у которой учился Михаил Плетнев, помимо того, что занималась со мной, научила меня работать самого. Думать своей головой. Как показывает практика, многие сталкиваются с проблемой: те, кто привык, что с ними постоянно работают, направляют, контролируют, в самостоятельной жизни оказываются не очень состоятельными. Например, в консерватории, где уже не всегда получается постоянно заниматься с педагогом, у таких музыкантов возникают трудности, порой непреодолимые. Поэтому я повторюсь: очень важно научить ребенка к определенному возрасту думать своей головой, а не только головой педагога.

Филипп Копачевский на репетиции перед концертом в Севастополе. Фото: Анна Петрова

Александр Рамм: Мне здесь тоже хочется вспомнить свою первую учительницу – Светлану Валентиновну Иванову, которая за те два года, которые мы занимались с ней до моего переезда в Москву. Именно она привила мне любовь к музыке и любовь к занятиям, то есть заложила отличную базу. Любовь к музыке и работе с ней я считаю очень важной составляющей.  

МостЪpress: Вы сказали о своих первых педагогах. Но на своем пути подрастающий музыкант встречает разных наставников, подходы которых к обучению в чем-то принципиально отличаются. Могли бы вы перечислить имена тех, кому вы благодарны за то, кем сегодня являетесь, и коротко рассказать о том, что в их работе, в их занятиях с вами оставило добрую память и как педагоге, и как о человеке?  

Александр Рамм: Да, конечно. В Москве потом у меня были другие замечательные педагоги – Алексей Николаевич Селезнев в так называемой «Мерзляковке» – музыкальной школе при Московской консерватории. Затем был Лев Борисович Евграфов в музшколе при институте им. Шнитке, затем в Шопеновском училище – Мария Юрьевна Журавлева, которая меня подготовила в поступлению в консерваторию. Там уже была Наталья Николаевна Шаховская. Что касается Натальи Николаевны – ей буквально на днях исполнилось 80 лет. И она, в отличие от многих, долгие годы и до сих пор занимается с каждым минимум два раза в неделю и так все пять курсов консерватории – так было и со мной.  

Но последние два года в аспирантуре параллельно с занятиями у нее я еще занимался и в Берлине с, наверное, самым уважаемым в Европе профессором – Францем Хельмерсоном. Это потрясающий совершенно педагог. И, кстати, мы тоже недавно праздновали его юбилей, 70-летие.  

Филипп Копачевский: После Киры Александровны Шашкиной моим педагогом был Эммануил Александрович Монасзон – к сожалению, его уже нет с нами. Он совершенно фантастически работал с полифонией и развил у меня полифоническое мышление. Примерно в то же время я попал к Павлу Тиграновичу Нерсесьяну. Это человек невероятной интуиции, который умеет развивать яркое образное мышление и способность передавать настроения посредством инструмента. В консерватории и аспирантуре я учился у Сергея Леонидовича Доренского, и он тоже очень много дал мне для моего творческого развития. Очень большое влияние на меня так же оказывает Владимир Теодорович Спиваков: я постоянно учусь у него и по-человечески, и по-музыкантски.   

Надо сказать, что я безмерно благодарен всем моим педагогам, поскольку именно сочетание в чем-то различных взглядов, подходов, особенных уникальных методик, дало результаты.

Фото: Анна Петрова

МостЪpress: Какой совет вы бы дали родителям, которые недавно отдали или собираются отдать своего ребенка на обучение в музыкальную школу? У некоторых не хватает времени или знаний, чтобы помогать ребенку в учебе. На что всем им нужно обратить особенное внимание, что нужно делать непременно, чтобы быть полезными, и чего не следует делать никогда, чтобы не отбить охоту заниматься музыкой? Ну и, конечно, интересно, как все происходило в ваших семьях, расскажите.  

Филипп Копачевский: Мой совет будет коротким и заключается он в том, что не надо концентрироваться сразу на сумасшедшей концертной деятельности, если вы видите у ребенка какие-то успехи. Главное, на что действительно следует обратить внимание, это на то, что нужно продолжать учиться. 

Знаете, как бывает: ребенок выучил одну какую-то пьесу в 5-6 лет. Все умиляются: как здорово он играет! И вот он играет эту пьесу и в 7 лет, и в 8 лет, и в 10. Но в один момент ребенок вырастает, и эта пьеса звучит уже совсем не здорово. Это не действует, не производит впечатления. А если и производит, то обратное от ожидаемого.  

Поэтому, я считаю, именно этот возраст – от 6 и до лет 13-14 – это как раз тот возраст, когда нужно учить и учиться. Родитель, как и педагог, должен настраивать ребенка на кропотливую работу. Не измором, а заинтересовывая и убеждая. А уже после этого возраста можно позволять ребенку акцентировать внимание на том, что он исполнитель, он артист, его слушает публика.  

Александр Рамм: Конечно, во всем нужна мера. А у нас такая тенденция (по крайней мере, была в советское время, в связи с совершенно уникальной системой образования – непрерывной и с молодых ногтей до консерватории), заключается она в том, что из детей стараются сразу и быстро сделать Ростроповичей, Рихтеров и Ойстрахов. И, в первую очередь, этот пункт касается родителей. Ребенок может и должен чувствовать себя уставшим после занятий – это вполне нормально. Но он не должен быть изможденным и злым. И, конечно, очень важна поддержка.   

Я очень благодарен своей маме, которая, конечно, невероятное количество вещей сделала для меня, для моего будущего. Как минимум два раза мы полностью и окончательно переезжали. Сначала из Владивостока, где я родился, в Калининград – там прожили 3 года. За это время уже наладилась жизнь, и я до сих этот город очень люблю.

Но, когда приехал Алексей Николаевич Селезнев и, услышав мою игру на своем мастер-классе, сказал: «Будете первым парнем на деревне здесь. Но, если хотите чего-то добиться, надо ехать учиться в Москву», – мама, скрепя сердце, взяла маленький чемоданчик и, собрав двух детей – у меня еще брат есть старший, поехала в Москву.  

А ей на тот момент было 43 года, на секундочку. Москва – это, безусловно, город возможностей. Но маме тогда нужно было прокармливать двух детей, она на тот момент осталась без поддержки отца – они развелись. И приехав в таком возрасте сюда, рассчитывать заработать больше, чем на пропитание, было, конечно, нельзя. Но, слава Богу, мама, выпускница киноведческого факультета ВГИКа, будучи от природы человеком деятельным и работоспособным, смогла выдержать это испытание и впоследствии даже стала одним из уважаемых кинокритиков, заработав сама себе имя здесь (Вита Рамм – член Гильдии киноведов и кинокритиков России, журналист – прим. автора).  

Моя мама со мной не занималась – она просто не могла этого делать и как-то помочь. Потому что, во-первых, она – не музыкант. Во-вторых, она очень много работала, часто ночью. Правда, есть один момент, о котором стоит упомянуть: нередко случалось так, что я садился заниматься, а она в это время спала – на несколько часов днем ложилась, чтобы как-то восстановить силы. Так вот она просыпалась на фальшивой ноте. Она слышала! Она сразу открывает глаза, и я ей говорю: «Мам, я слышу, я слышу». И переигрывал, дальше тренировался, а она засыпала. Вот это единственное, как она могла влиять на мои занятия. Но она всегда поддерживала и направляла. Это очень важно. Хвалить за успехи тоже необходимо, но не долго и не слишком.  

Филипп Копачевский: У меня все было несколько иначе, чем у Александра. Я родился в музыкальной семье: моя мама – скрипачка, отец – флейтист. На протяжении всего процесса моего становления родители были рядом.  

И мама, и папа со мной занимались. Когда мама увидела, что у меня есть способности, она все сделала для того, чтобы эти способности развить. Отец вообще оркестровый музыкант и почти всю жизнь работает в театре – в «Новой опере» имени Колобова. Я всегда сам просил его со мной заниматься. Прислушиваюсь к его мнению и сейчас, потому что мой отец – человек с невероятной интуицией. Очень часто еще до того, как я приходил к какому-то хорошему педагогу, он говорил мне ровно то, что потом советовал мне этот педагог. Я всегда прислушиваюсь к своим родителям, они приходят ко мне на концерты, и, конечно, высказывают свои впечатления.   

Концерт в Севастополе 05.10.2015 Фото: Валерия Золотарева

МостЪpress: Сколько нужно заниматься, чтобы, как говорится, вышел толк? Многие педагоги говорят о необходимости делать «три подхода» к инструменту в день. Эта некая волшебная формула, которой нужно следовать?  

Александр Рамм: Это все индивидуально, на мой взгляд. Но есть такая теория, в которую я верю. Филипп, например, не верит в нее. А я очень даже верю. Это теория так называемых 10 000 часов, после которых человек, если он работал все это время «с головой», то этот человек 100% становится профессионалом. Неважно при этом, работал он так на протяжении одного года, двух, десяти лет или больше.  

Но, я считаю, эти 10 000 часов должны закладываться как можно раньше, именно с детства. Потому что потом, когда музыкант взрослеет, когда начинается концертная деятельность, и нужно получать максимальный результат при минимальном количестве времени, это делать сложно, если не невозможно. Возникает риск задержаться на одном уровне и надолго.  

Хотя, опять же, просидеть в детстве 5 часов за инструментом можно. Но нужно ли? Ведь важно работать «с головой», а так работать столько времени не получится, даже если ты будешь делать это с небольшими перерывами. А, значит, результата никакого это не принесет. Заниматься, обязательно нужно регулярно. Но думать нужно, прежде всего, о качестве.  

Я не могу сказать, что в детстве я уж очень-очень много занимался. Занимался постоянно, нормально занимался, следил за тем, чтобы не терять уровень. Но то, что пора заняться ударно и много, я понял, наверное, после первого курса консерватории. То есть в один момент осознание того, что на одних способностях далеко не уедешь, пришло уже в сознательном возрасте.  

И я тогда потратил года три, я никуда вообще не выходил – целыми днями сидел и работал, работал, работал. Благо, были стимулы – это подготовка к серьезным Международным конкурсам. И если идет правильная подготовка к конкурсу, неважно получил ты потом премию там или нет, уровень твой все равно вырастает, серьезно вырастает. Так я сделал рывок и вышел на новый уровень, после чего стараюсь все время только повышать его. К этой мысли рано или поздно приходит каждый музыкант. 

Филипп Копачевский: Я действительно верю в другое. Это даже не формула, а скорее некий рычаг, переключатель. Я как раз верю в стимул.  И хорошо, если этот стимул сработает как можно раньше. Хотя произойти такое переключение может в любом возрасте.   

Хочу вспомнить одну историю, которая произошла в первой половине XX века. Был такой замечательный пианист Артур
Рубинштейн. В его обществе ему всегда все давалось очень легко. Как он сам говорил, с большой легкостью всегда выучивал произведения.

Сегодня профессиональный уровень музыкантов обязательно подразумевает, что пианист должен играть максимально чисто. Сейчас так играют практически 90% музыкантов. А тогда, в начале XX веке, на это не так обращали внимание. Прежде всего была важна "пианистическая" свобода.

И вот вдруг, в какой-то момент, появился молодой Владимир Горовиц, который в свои 18 лет задал совершенно невероятный уровень виртуозности и профессионализма игры. Он приехал играть концерт, и все друзья Рубинштейна, как и сам Рубинштейн, пошли его слушать. Они получили невероятное впечатление, в том числе и от того, что после концерта Горовиц  извинился за одну фальшивую ноту. Вы понимаете, всего одну!  

Общество полюбило Горовица, а Рубинштейн впал в депрессию. Он был уже в приличном возрасте – ему было около 40 лет. Что-то у него в голове переключилось. Как он сам потом вспоминал, что Горовиц играл «Баркаролу» Шопена, после чего к Рубинштейну подошла его какая-то давняя знакомая и сказала: «Артур, «Баркарола» все равно навсегда останется вашей». Все. Он засел за работу, стал регулярно и усиленно работать над техникой. И впоследствии профессионально поднялся и превратился в того Рубинштейна, которого мы сейчас знаем, чьи записи слушаем и ценим. Так что самое важное – это стимул.

МостЪpress: А как вы, уже вполне состоявшиеся музыканты, сами относитесь к критике?  

Филипп Копачевский: В любой критике можно и нужно искать рациональное зерно.  

Конечно, музыкант в какой-то момент переходит в свободное плавание и, как я говорил, начинает думать сам. Но взгляд со стороны и высказанное к твоей игре отношение – это очень важно. Не в отношении базовой работы: здесь что-то не то сыграл, там – это все делается, закладывается в детстве. А в отношении переданного ощущения.  

Человек, который сидит в зале, все равно несколько иначе воспринимает то, что ты делаешь. Ощущения человека на сцене не всегда совпадают с мнением людей из зала. Каждый в нем сидящий приходит на концерт со своим настроением, со своими проблемами, со своим багажом знаний. И для меня очень важно, чтобы человек, пришедший в зал с недодуманными мыслями о каких-то житейских проблемах, смог о них здесь забыть, погрузившись в то, что происходит в данный конкретный момент на сцене.

МостЪpress: К советам профессионалов, людей с большим, чем у вас, опытом вы готовы и сейчас прислушиваться? 

Филипп Копачевский: Естественно, конечно.  

Александр Рамм: Мы всю свою жизнь будем учиться и прислушиваться к советам профессионалов. Но, как правильно говорит Филипп, при этом думать нужно уметь своей головой. Не нужно ждать, что вас кто-то без конца будет вести.  

А. Рамм. Фото: Анна Петрова

МостЪpress: Вы сами уже преподаете?  

Филипп Копачевский: Нет, пока нет. Сейчас у нас достаточно насыщенная концертная жизнь, как у Саши, так и у меня. Мы достаточно много концертируем, и на преподавательскую деятельность банально не хватает времени. А преподавание – это все-таки необходимость отдавать часть себя, если не всего себя. Сейчас такой возможности нет.  

Можно, конечно, кого-то послушать, потом на месяц уехать, потом опять послушать. Но это же не обучение! Для ребенка, по крайней мере. Это возможно со взрослыми музыкантами, студентами, которым необходим какой-то вектор развития, направление. Но дети – это другое. Если ты берешь на себя обучение маленького человека, ты берешь на себя и огромную ответственность. Ведь от того, как ты его научишь, будет зависеть, как сложится его судьба.

Ф. Копачевский на концерте в Севастополе. Фото: Валерия Золоторева

Александр Рамм: Скажу, что у меня есть несколько знакомых молодых педагогов, и они в один голос утверждают, что когда они стали преподавать, они стали лучше понимать, что ни сами делают. Потому что, когда ты много раз объясняешь что-то ученику, то многие вещи понимаешь, осознаешь сам, а некоторые вещи даже узнаешь от самого ученика.  

Детский педагог – это все-таки призвание. Я знаю многих педагогов, которые после какого-то возраста уже "не берутся за ученика". Они учат играть на инструменте, могут направить, довести. Образно говоря, довести до дороги, где много машин. Педагог доводит до кромки, до бордюра. А дальше – уже сам.  

Конечно, мы будем преподавать – я возьму смелость и за себя, и за Филиппа сказать это.

Я буду преподавать – это 100%.  

МостЪpress: Спасибо вам за такую интересную беседу. Мы надеемся, что ваши практические советы непременно будут услышаны и взяты на вооружение теми, кто уже решил или на пути к принятию решения связать свою жизнь с музыкой. Вам же – успехов во всех начинаниях и новых побед над сердцами слушателей!