Василий Лановой. Фото: Анна Петрова

Этот короткий разговор с талантливым человеком, мастером художественного слова, выдающимся актером театра и кино, народным артистом Василием Лановым состоялся буквально сразу после его выступления в Севастополе в рамках проекта "Театр и книга". В тот вечер 81-летний артист провел на сцене около двух часов, беседуя со зрителями, и декламируя наизусть килобайты – как теперь модно шутить – стихов и прозы. Только здесь, в гримерке, он, наконец, позволил себе выглядеть уставшим. Может, все дело в ней, в усталости, в желании отдохнуть от людей и, уж тем более, от журналистов? Так или иначе, а после сказанных им слов стало как-то грустно. Наверное, потому, что журналистка оказалась моей профессией, к которой когда-то с неменьшей искренностью и решительностью захотелось удрать. 

Мне как-то сразу объяснили, что журналисты всегда кого-то обслуживают. То ли страну, то ли богатого, то ли подлого, то ли доброго...

По иронии судьбы разговор этот произошел незадолго до одного из профессиональных праздников – Всемирного дня свободы печати, 3 мая. Дня, когда особенно много говорится и пишется "о защите свободы слова", "о правах журналистов", "о плюрализме и независимости медиа, как столпах построения демократического общества" и многом другом, несомненно важном. Вот только после встречи с Василием Семеновичем говорить обо всем этом хотелось почему-то в последнюю очередь.

Интересовало другое. Отвечает ли современная журналистика с ее ныне достигнутым уровнем плюрализма и свободы ожиданиям самого общества? Способны ли традиционные СМИ выиграть в конкурентной борьбе с той мощной всепоглощающей и ненасытной частью Сети, которая в большой мере удовлетворяет сегодня потребности людей в информации? И, наконец, какие качественные изменения в работе отечественных массмедиа могут и должны произойти, чтобы они стали по-настоящему "отечественными", народными? 

Об этом и не только удалось побеседовать с секретарем Союза журналистов России, председателем Совета медаконгресса "Содружество журналистов" Ашотом Джазояном. 

Ашот Джазоян интервью Мостпресс. Фото: Анна Петрова

Накануне майских праздников он приехал в Севастополь, чтобы поздравить коллег, вручить "новичкам" членские билеты Союза журналистов России, провести мастер-классы и презентовать свой новый документально-публицистический фильм. 

Не вырезаю и "не причесываю" ни единого слова из речи моего собеседника, который несмотря на цейтнот, детально, интересно и искренне поделился собственным мнением относительно настоящего и будущего отечественной журналистки. 

О лице прессы и лицах в прессе  

Лицо прессы оно разнообразное, как и лицо государства. Пресса не может быть другой. Она отображает общественно-экономическую формацию в том своем развитии, в котором существует. Говоря о прессе, мы вместе с тем говорим и о государстве. И наоборот.  

Мне кажется, что сегодня наше государство, с одной стороны, возвращается к державности, если можно так сказать, к своим истокам, к собиранию земель. С другой стороны, некоторые, пользуясь этой реальной историей, мне кажется, имитируют патриотизм. Под этим патриотизмом выстраивают какие-то другие схемы. У меня такое ощущение. Понимаете как, страна у нас большая. Замечательно, например, что вернулся Севастополь и Крым – фантастическая история совершенно. Я тридцать лет связан с Крымом и для меня это очень важное событие.  

Но, понимаете, вот в нашем рассказе о "возвращении в гавань", как сказал Президент, нет историй простых людей, которые выбрали это возвращение. Я бы, например, вспомнил о них, об обычных людях, о каждом из этих двух миллионов, которые решили, что они хотят в состав России. Их историй нет.  

У меня такое ощущение, что некоторые, пользуясь реальной историей, имитируют патриотизм и под этим патриотизмом выстраивают какие-то другие схемы.

Я вам приведу маленький пример. Мы были недавно в "чеховском домике" (дом-музей А.П.Чехова в г. Ялта – прим. ред.), и там есть такая Алла Васильевна Ханило. Она сама украинка. Долгое время была замдиректора этого дома, работала еще с Книппер-Чеховой (супруга А.П.Чехова – прим. ред.), с сестрой Чехова. Этой женщине 90 лет, между прочим. Она худенькая такая, с вуалью – вообще фантастическая женщина. И вот мы с ней общались – журналисты разных стран. И задали ей вопрос: "Как вы встретили день выборов?" И она рассказывала, приблизительно вот так:  

"Вы знаете, я хотела и я пошла на выборы. Но был такой ветер, что меня сдуло. Я упала и поломала руку. Меня повезли в больницу. Хирург сказал, что мне надо срочно домой. Но какое "домой"?! Мне же надо было на выборы, я же еще успею!" А ее же весь город знает. Ее отвезли на участок. И она левой рукой опускала бюллетень, но сделала свой выбор "за Россию".  

В нашем рассказе о "возвращении в гавань" нет историй простых людей, которые выбрали это возвращение. И не только в этом вопросе их нет. Их вообще не хватает в принципе.

Вот я считаю, что наш выбор сделали эти люди. И их голос должен слышаться. Этого не хватает. Поймите, не хватает не только в этом вопросе – вопросе этих исторических выборов. Нет. Этого не хватает как-то вообще в нашей жизни, этих простых историй. Мы должны рассказывать об обычных россиянах, о том, как они рождаются и рожают, как и чем живут. 

И потому неслучайно, что даже федеральные СМИ как-то скукожились. Это не только проблема в том, что интернет их оттесняет. Просто фактически получается, что они пишут или для группы людей или для одного человека. А нам надо всю Россию чувствовать. Вот сейчас замечательно на канале "Россия 24" появились какие-то истории про регионы. Нам нужно всех этих людей видеть на экране, нужно о них писать. Мы же не можем все время видеть одних и тех же 100 человек, которые кочуют из одного канала на другой, как сериалы – те же лица, только ты уже не понимаешь, какое где кино.   

Мы не можем все время видеть одних и тех же 100 человек, которые кочуют с одного канала на другой, как сериалы.

Рецепт должен быть такой: мы должны, во-первых, любить человека, о котором делаем репортаж. Если мы его будем любить, он нам всегда будет интересен. А если мы с ним наотмашь будем работать, то он всегда будет выглядеть ущербным. Простой пример.  

Весь мир говорит о шотландском виски. И все говорят: "О, шотландское виски! Люди, которые пьют шотландское виски, они какие-то там... " А что, водка хуже?! Понимаете, мы иногда настолько себя не любим, принижаем. Почему, например, сауна лучше русской бани? Чем она лучше? Мне, армянину, русская баня кажется одним из величайших чудес, которые существуют. Почему все так? А потому, что мы часто не умеем сами, прежде всего, любить себя и уважать себя. Тогда и к нам, и к нашему всему будет другое отношение. Вот в чем суть.  

Нужно любить человека, о котором мы делаем репортаж, тогда он будет нам и всем интересен. А если мы с ним наотмашь будем работать, то он всегда будет выглядеть ущербным.

Для меня журналистика должна, условно скажем, основываться на двух больших книгах – это Литература и История Отечества.  Если этого нет, получается имитация. Или выходит "мне все можно", или все за деньги.  

Если же ты будешь любить свое отечество и своих людей, ты сможешь все. Да, ты будешь с болью писать о чем-то, критиковать, но люди почувствуют главное – люди на самом деле очень тонко чувствуют это – они почувствуют твою любовь и твое сопереживание.

О свободе и вседозволенности

Вы знаете, свобода это как облака, до которых не можешь дотянуться. Свобода – это понятие очень хорошее, большое и растяжимое, с одной стороны. С другой стороны, знаете, я за ту правду прессы и свободу, которая – мне в этом смысле очень нравится выражение Марка Твена, который сказал: "Правду следует подавать так, как подают пальто, а не швырять в лицо как мокрое полотенце".  

Вообще журналист должен быть свободен в своих мыслях, в своих убеждениях, в праве излагать все это. И тут стоит вопрос: в этой своей свободе он должен абсолютно быть чистым, честным, объективным, и он должен понимать историю вопроса. И еще очень важно – он должен быть ответственен за слова, которые он говорит, пишет в газете или публикует в интернете. Потому что, как говорил Омар Хайям:  

Вы должны понимать, что вас читают не только ваша мама, родители там, мужья и жены или любовники. А вас читает народ и он делает выводы. 

О независимости и плюрализме  

Абсолютно независимой прессы нет. И это не только в нашем государстве. Я помню, Руперт Мёрдок, один из главных медиамагнатов мира, рассказывал – лет 20 тому назад у нас была конференция: "Свобода прессы должна быть. Вот у нас в газете свобода прессы!"  

И как-то так получилось – это было, когда еще Америка подготавливалась к своей первой войне в Персидском заливе, еще Буш-отец был – так получилось, что Мёрдок дает интервью для одной из своих газет, не помню, какой именно, у него их 168 газет было. И вот появляется что-то такое примерно: 

"Вообще я не политик, но я хочу сказать, что Америка совершенно права. Она должна выступить. Конечно, надо наказать этого Хусейна к чертовой матери. Я вообще удивляюсь, что она не нападает".

На следующий день все 168 газет начали говорить о том, когда же Америка приструнит, наконец, этого Саддама Хусейна.

Что я хочу сказать: нет понятия свободной прессы нигде в мире. Она как-то отвечает канонам свободы, как-то пытается быть независимой. Но абсолютно независимой прессы нет. Но есть пресса, которая стремится к этому. Это, знаете, как у Гете, если близко к цитате: "Не тот совершенен, кто себя считает совершенным, а тот, кто на пути к совершенству". Понимаете, в этом весь вопрос. И журналисты, которые стремятся к этому, – они есть. Они пишут, печатаются, и их довольно-таки много.  

Абсолютно независимой прессы нет нигде в мире. Но есть журналисты, которые стремятся к этому.  

Что касается плюрализма. Вот вы говорите, есть недовольные, мол, пиджаки в студиях одни и те же висят, что у нас творится? Да у нас и не у нас – всюду все творится одинаково. Дело в том, что я вам хочу сказать, плюрализм есть и его на самом деле очень много. Одни и те же лица, кочующие с одного канала на другой – я уже говорил об этом, это плохо. Но, надо понимать и другое: эти лица, даже убедительные, уже не выигрывают ничего. Выигрывает все Интернет, те же социальные сети выигрывают. Посмотрите, какая грязь отовсюду льется, и невозможно ее остановить. Это нельзя назвать журналистикой. Это не журналистика. Но она влияет на умы.  

О забытой миссии  

Мне кажется, сейчас у традиционных СМИ хороший повод выиграть это состязание с Интернетом, потому что все вернулось на круги своя: все то главное, что появляется в сетях, появляется после того, как это опубликовали в СМИ, прежде всего в традиционных СМИ. То, что создано традиционными СМИ потом становится в сетях новостью, и потом начинаются комментарии.  

Наш опыт показал, что большие разговоры в сети начинаются тогда, когда о прецеденте сказано журналистами. На Украине сегодня наоборот – там сначала тема поднимается в Сети, откуда ее забирают традиционные СМИ. Все наоборот. Потому что они конкретно на это работают.  

В мировой же журналистике всегда создается сначала материал в традиционных СМИ, и потом это становится поводом для комментариев в сетях. Это очень серьезная история, это аналитика. То есть получается, что именно профессиональные журналисты являются авторами создания той или иной истории. И вот это уже происходит. Я уверяю вас, это уже начало происходить и у нас.  

Будущее за нишевой журналистикой, которая будет концентрироваться на конкретных проблемах людей.

И вот здесь аналоговые СМИ могут доказать свою силу и правду. Они, конечно, не могут уже так оперативно реагировать, как интернет. Но то, что они могут делать глубокие большие материалы, стать еженедельными, очень важными источниками хороших историй, это факт и это очень важно.  

Интернет, да, он выигрывает. Но будущее за нишевой журналистикой, за журналистикой, которая будет концентрироваться на конкретных проблемах, историях. Неслучайно, посмотрите, созданы сотни каких-то фондов, которые поддерживают тех или иных людей. Вот, мое мнение, журналистике нужно действовать таким же образом – начать помогать простому человеку. Это правильный путь. Делать репортажи, которые изменят судьбу человека, помогут или даже спасут. Вот это главная миссия журналистики. Мы о ней почти забыли.