"Человек-амфибия", "морской дьявол". Помните такого? Как не помнить. Несколько поколений мальчишек и девчонок мечтали научиться плавать также же великолепно, как Ихтиандр. 

А уникальные подводные съемки и фантастические декорации! Кто-то скажет, что это было шедеврально для того времени, но не сейчас – в век поражающих воображение спецэффектов и "сверхвозможностей" монтажа, в эпоху анимированных фильмов с "motion capture" и доступностью качественных видеокамер для любительских подводных съемок. И да, и нет. На самом деле все это захватывающе интересно и для современного юного зрителя.

Готовясь к беседе с Владимиром Кореневым, "зодчий" нашего Моста, Александра Ершова, пересмотрела культовую советскую киноленту 60-х годов прошлого века – на этот раз уже вместе с шестилетним сыном. И судьба Ихтиандра захватила парнишку: он сидел буквально «с открытым ртом». И был приятно удивлен, узнав, что Владимир Борисович – тот самый "морской дьявол" с сердцем ангела, влюбивший в себя миллионы соотечественников, – как и его мама, и бабушка родом из Севастополя. Земляк.

С темы малой родины и землячества и начался разговор с актером, согласившимся встретиться с нашим московским журналистом в Электротеатре «Станиславский» на Тверской – месте не на карте, а в душе, – которому народный артист России посвятил больше 55 лет своей жизни. 

К слову, в наступившем 2017 году исполнилось как раз 55 лет с момента выхода в широкий прокат фильма-легенды "Человек-Амфибия", снятого по мотивам одноименного романа русского писателя-фантаста Александра Беляева. Главная роль в картине, доставшаяся уроженцу Севастополя Владимиру Кореневу, принесла молодому и неизвестному тогда еще актеру огромную славу и статус секс-симовола СССР на долгие годы.

Ему скоро 77. Но эти глаза цвета моря и сегодня полны магнетизма удивительной силы. 

Фото: Александра Ершова

– Все очень просто: матушка моя родилась и жила под Севастополем. Она украинка, ее фамилия в девичестве Орличенко. У ее отца, моего деда Василия, было 12 детей. Семья была из крестьян. Мама встретилась с отцом, когда он учился в военно-морском училище. Отец родился на берегах Амура.

Я родился в доме на Красной горке в 1940 году. К сожалению, этого дома больше нет – во время войны в него попала бомба. Папа ушел воевать. Всю войну прослужил на Черном море, участвовал в Керченском десанте. А мы с мамой и сестрой в начале войны прятались в штольнях завода шампанских вин. А потом семьи офицеров стали эвакуировать. Мне был один год, и я не помню тех событий, но мама рассказывала мне, что во время погрузки людей на корабли и на протяжении всего следования на Кавказ, нас обстреливали немецкие бомбардировщики.

Микрорайон Красная горка. Севастополь. Фото: Валерия Золотарева. На белом постаменте на Красной горке установлен танк Т-34/76 – своеобразный памятник над братской могилой 24 танкистов, погибших при освобождении Севастополя в мае 1944 г.

После войны мы вернулись из эвакуации и стали жить в Ялте, поскольку наш дом в Севастополе оказался разрушен. Время было голодное. И убивали дельфинов. Я этот запах дельфиньего жира помню как сейчас. Я считаю, мы в таком долгу перед этими умными, доброжелательными животными.

А еще я помню выселение греков. Вы знаете, я чуть не стал одним из них не по своей воле! В детстве я был милым белокурым мальчиком. И, по всей видимости, приглянулся одной гречанке. Она дала мне большую конфету и увела на корабль! И чуть не увезла меня. Но отец поднял шум, меня стали искать и нашли на корабле. Что стало с похитительницей, не знаю. Только отец стал брать меня с собой на службу, когда это было возможно. Он служил на тральщике. Один раз мы с папой побывали на корабле, где жил настоящий медвежонок! Не знаю, как он попал туда, но забавлял не только команду, но и детей военнослужащих.

После Крыма отца отправили служить в Измаил, на Дунайскую флотилию. Потом в составе группы советских специалистов он уехал в Китай, а затем был направлен служить на Балтийский флот.

В Севастополь я попал снова уже во взрослом возрасте, когда учился в театральном училище.

 – Знаете, для севастопольских мальчишек очень важно здорово плавать. В каком возрасте вы научились этому?

 – Мой отец отлично плавал. Не то, чтобы каким-то определенным стилем, но легко мог проплыть несколько километров. Он брал меня на море и конечно, первые уроки я получил от него. Но по-настоящему здорово я научился плавать, когда готовился к съемкам фильма "Человек-амфибия".

Кадр из фильма "Человек-амфибия" (1961 г. Киностудия "Ленфильм"). Владимир Коренев (Ихтиандр) и Анастасия Вертинская (Гуттиэре).

Мы с Настей Вертинской занимались с тренером в бассейне Ленинградского Института физкультуры им Лесгафта. Днем мы снимались в павильонах, а вечером, после съемок, нас везли в бассейн. Я очень признателен этой картине, что именно она научила меня как следует плавать.

 – А сейчас ходите в бассейн?

 – Нет. Сейчас я очень люблю смотреть на море. Я понимаю, что это одно из тех вечных не утомляющих удовольствий в жизни. У прибоя есть какой-то успокаивающий алгоритм. А, может, это память крови. Ведь состав морской воды схож с составом крови человека.

– Вас съемки в фильме натолкнули на эту мысль?

– Я всегда так думал. Судите сами: как начинается лето, из всех концов страны люди сползаются, как муравьи, к берегу моря. Стремятся к воде, смотрят на нее, купаются в ней. Какое-то чудо происходит с человеком, когда он соприкасается с Морем. Вода – это загадка, это живой организм. Говорят, что она имеет память. Человек очень мало знает о ней, как и о самом себе.

Кадр из фильма "Человек-амфибия" (1961 г. Киностудия "Ленфильм").

 – Остались ли здесь в Севастополе, в Крыму ваши родные?

– Да! Как я уже сказал, мама выросла в многодетной семье. И большинство из них живут в Крыму до сих пор. Но, к сожалению, после ухода мамы и после переездов мы утратили с ними связь. Так что, может, после вашей публикации кто-то из них откликнется. Фамилия наша Орличенко.

 – Как часто бываете в Крыму?

 – Каждый год. Езжу с театром Станиславского на гастроли, на съемки, с семьей на отдых, на День Победы. В 2008 возглавлял первый международный кинофестиваль "СевастопольFest". А еще ежегодно посещаю Международный Фестиваль античного искусства "Боспорские агоны" в Керчи. Замечательный фестиваль, я считаю. Один из лучших. Это фестиваль, связанный с историей Крыма. Проходит он у подножия горы Митридат. Об этом месте Пушкин писал: "С Атридом спорил там Пилад. Там закололся Митридат". И там проходит фестиваль постановок по произведениям античных авторов. Это абсолютно народный фестиваль. Приходят местные жители, мальчишки, собаки и смотрят пьесы в амфитеатре на фоне пары сохранившихся колонн и горы, уходящей в небо. И что меня поражает больше всего: ведь это очень сложно – античная драматургия. Софокл, Эврипид, Плавт, Теренций – видимо, знали эти античные авторы какой-то секрет воздействия на публику. И зрители очень живо реагируют на действие, которое происходит на сцене.

– Живут ли сейчас в Севастополе кто-то из ваших друзей или хороших знакомых?

 – Да, живут. Несколько моих знакомых купили там квартиры. Мы иногда встречаемся. Я рад, что они живут там: там замечательный климат, город белый красивый. Народ доброжелательный.

– Есть ли у вас здесь любимые, особенные места, куда всегда хочется возвращаться?

– Мне очень нравится Севастополь. Он красавец. Он так здорово выстроен. Это такое место... классное! Природа создала уникальную бухту для города, для порта. Ведь недаром туда приезжали и греки, и генуэзцы. Мы все понимаем его значение: ведь кто владеет Севастополем, тот владеет Черным морем.

Когда я приезжаю в Севастополь, у меня полное ощущение что я на Родине оказываюсь. Прилетаю в Симферополь, выхожу из самолета и ощущаю другой воздух.

Только в двух местах я чувствовал это: в Крыму, и когда прилетел первый раз в Израиль. Тогда я вышел в аэропорту Бен-Гурион и удивился, что воздух мне знаком. Возможно, я себя так настроил. Ведь там начиналось все, что связано с духовной жизнью христианства. И здесь, в Севастополе, Херсонес является отправной точкой христианства для Руси. Тоже странная какая-то история. Ведь Владимир был чудовищем до принятия христианства. И как он изменился!

Вообще Крым я воспринимаю и через искусство. Он у меня связан с Толстым и его "Севастопольскими рассказами". С Пушкиным, Чеховым, Станиславским, который привозил туда Театр. С Мейерхольдом, который работал в Крыму. С Буниным, который жил в Ялте. Окна его дома выходили на набережную. И вот его строчки: "Вот идут Чехов и Горький. Чехов прикрывается газеткой. Непонятно, то ли от солнца, то ли от пошлостей идущего рядом Горького..."

Для меня Крымская земля – это и живая история. Я понимаю, сколько за нее было положено жизней. Есть Указ Екатерины, есть документы о строительстве флота – это все русская история. И непонятны разговоры тех, кто сейчас говорит, что это не русская земля. Все это идет от невежества. Невежества, связанного со злонамеренностью. От того, что люди не знают историю, не хотят знать и злонамеренно искажают.  

Я родился в Советском Союзе и считаю то воспитание хорошим. Тогда было уважение к людям, к представителям других национальностей, которые жили рядом с тобой. Причем, я жил на Украине и жил в Эстонии. Учился в Измаиле в русской школе, но мы учили украинский язык. Теперь я его знаю и все понимаю, что говорят украинцы. И в России нет украинофобии. Нет! Несмотря на то, что сейчас идет война в Малороссии. 

В Эстонию мы переехали, когда я учился в четвертом классе, и я стал учить и этот язык. А он довольно сложный. 13 падежей, огромное количество неправильных глаголов. И учил. А Тартуский Университет! Там были лучшие гуманитарные факультеты, я считаю. А кто все это построил? Эстонцев ведь всего полтора миллиона населения. Это великая страна Россия все сделала. Я понимаю нынешних политиков – им что-то надо говорить, как-то себя оправдывать. Мазепа тоже, наверное, как-то себя оправдывал. Этот мерзавец. Но он же изменник! Теперь он стал национальным героем. Тот же Бандера. Это чудовище! Это то, против чего воевал мой отец. И как я могу об этом молчать?! Предать своего Отца?

Но, в то же время, русские, белорусы, украинцы – это все ветви одного славянского дерева. И я считаю, что те люди, которые вбивают клин между русским и украинским народами – это просто мерзавцы.

– Повлияло ли как-то на вас то, что отец был морским офицером? На ваш характер, может быть, мироощущение, ваши взгляды на что-либо?

– На меня повлиял не только он. Повлияло вообще то, что я родился в великом государстве, в Советском Союзе. И это была трагедия мирового значения – распад СССР. Можно по-всякому говорить, но цель, которую ставило перед собой это государство, была великой. Хотели построить бесклассовое общество, в котором равноправие было бы принципом. Где уважались бы все народы. Другое дело, что когда начинали что-то делать, то фактически не все получалось.

Это как, знаете:  "Господа! Если к правде святой

Мир дороги найти не умеет,

Честь безумцу, который навеет

Человечеству сон золотой!

(Пьер-Жан де Беранже, «Безумцы», 1833 г. Известную фразу из песни произносит Актер, герой пьесы М. Горького «На дне» – от ред.)

Вот этот золотой сон в виде коммунизма, мечты о бесклассовом обществе, об идеальном обществе, где все будут равны, все будут трудиться и уважать будут человеческие таланты – все это разве плохо?! Вообще христианство и коммунизм похожи, я считаю. Кроме первого пункта, когда одни говорят: "Не убий!" А  другие: "Это твой классовый враг, имеешь право". Вот в этом разница. Я православный человек, христианин, но невоцерковленный, и понимаю, что там много вопросов возникает у людей.

Как у Шекспира:

• "Кто бы согласился,
• Кряхтя, под ношей жизненной плестись,
• Когда бы неизвестность после смерти,
• Боязнь страны, откуда ни один
• Не возвращался, не склоняла воли –
• Мириться лучше со знакомым злом,
• Чем бегством к незнакомому стремиться!"

Поэтому никто не знает, в области разума нет доказательств. Только вера.

– А как семья отнеслась к вашему выбору актерской профессии? Отец не говорил вам, что это несерьезно?

Владимир Коренев

– Говорил! Конечно, говорил. И я, может быть, пошел бы в морское училище, потому что я был здоров, у меня не было морской болезни, отличное зрение. Но я бы не пошел в военный флот. Я бы стал ходить на гражданских судах. Потому что я не люблю дисциплину, именно военную. Актерская профессия требует внутренней дисциплинированности. Но это другие формы. Скажем, почему у нас репетиции начинаются в 11 часов? Я люблю поспать! Я не представляю себе, чтобы я к 8 или 9 часам утра ехал на работу. Ну не могу! К тому же, спектакли вечером. Как говорят в театре: "С утра играют только котята". Я ответственный человек, но представления о дисциплине совершенно у меня иные. 

Моя жизнь сложилась так, что я попал в драмкружок в школе. Я сидел за одной партой с Ларисой Лужиной, вот она меня и привела. Сказала, мол, мальчиков не хватает, пойдем. И привела. И там было так интересно, что я поехал поступать и сразу поступил с первого захода. Папа не стал мне мешать и как-то молчал. Ну, а потом смирился с этим и даже стал гордиться, что сын у него артист, и что у него что-то получается.

– Расскажите, пожалуйста, немного о вашей матери. Чему научила вас она, и переняли ли вы что-либо из модели вашей родительской семьи при строительстве своей собственной?

– Мама была очень добрым и веселым человеком. Такое идеальное воплощение украинской женщины. Она готовила замечательно. У нее был прекрасный слух, она любила петь. Она была настоящей офицерской женой. Она не работала никогда, потому что отец достаточно прилично зарабатывал. Я считаю, что это правильно. Так и должно быть. Вообще женщине не надо трудиться, она только в удовольствие должна работать. Делать то, что ей нравится. А муж должен работать. 

Мы все повторяем своих родителей в чем-то. У меня в семье хозяйственными делами занимается жена. Я решаю стратегические вопросы. Например, как сложатся наши взаимоотношения с Соединенными Штатами (Смеется). Когда мы поженились с моей супругой, Алефтиной Константиновной, я очень хотел и старался, чтобы она не знала никаких материальных проблем.

– Вы показывали ей Севастополь?

– Да, конечно. Мы сюда ездим всегда вместе. Я без нее не могу.

– В одном из интервью, комментируя тот факт, что кино вас особенно не привлекает, вы сказали: “Кино – это как любовь по телефону. А в театре зритель рядом, в зале». Вас это и сегодня не утомляет? В смысле, что зритель все время рядом, и с ним, неустанно требующим от актера искренности и полной самоотдачи, наверное, не так просто в 75, как в 25. Откуда берутся силы, и физические, и эмоциональные? Не хотели бы вы, имея столь огромный опыт актерской работы, уйти-таки в кино, и тем самым как-то разгрузить что ли себя и позволить себе быть более свободным?

– В театре есть энергия настоящая. Например, когда ты снялся в картине, пленка лежит в консервной банке, и ее перевозят из одного кинотеатра в другой, включают кинопроектор, и на экране появляются какие-то тени. А театр – это живая энергия. На твоих глазах происходит чудо, когда актеры создают на сцене мир, как Господь Бог – по образу и подобию своему.

И потом кино, это все-таки массовое искусство, а я не люблю фастфуда. Люблю, чтобы для меня одного готовили, выбранное мною блюдо. И театр я люблю как раз за вдумчивость и индивидуальность каждой прожитой на сцене минуты. 

В. Коренев в роли Маттиаса Клаузена в спектакле "Перед заходом солнца" по пьесе Герхарта Гауптмана. Электротеатр "Станиславский". Премьера, декабрь 2016.

Кино – это деньги. Хорошее большое кино бывает чрезвычайно редко. В основном это коммерческое занятие. А театр это всегда творчество. Почти всегда. Когда бывают интересные предложения, я снимаюсь. Иногда просто ради денег. Ну, просто, надо кормить семью. На эту тему есть замечательная история, которую я люблю вспоминать. Она произошла с румынским скрипачом Джордже Энеску. Это был румынский Паганини. Но также он был хорошим пианистом. Так вот однажды, когда Энеску жил в Париже, к нему обратился его знакомый, весьма посредственный скрипач, с просьбой аккомпанировать ему на концерте. После некоторых колебаний Энеску согласился. По пути на концерт он встретил своего друга, известного пианиста Гизекинга, рассказал ему о предстоящем выступлении и предложил пойти с ним, чтобы  перелистывать ему ноты. Гизекинг согласился, и друзья отправились вместе на концерт. На следующий день в газете появилась рецензия: "Вчера мы были свидетелями весьма странного концерта. Тот, кто должен был играть на скрипке, почему-то играл на рояле; тот, кто должен был играть на рояле, перелистывал ноты; а тот, кому надлежало переворачивать страницы, почему-то играл на скрипке".

Я терпеть не могу массовую культуру. Она пришла к нам откуда-то. Вспомните Чарли Чаплина, когда его безосновательно судили. Он тогда уехал из Америки, расплевавшись с нею. На суде он сказал: "Я уважаю китайцев – они первыми изобрели компас, но воздержались открывать Америку!". Он понимал, что это богатейшая страна с чудовищно низким уровнем культуры и наступит момент, когда она начнет насаждать свое бескультурье всему миру. Так и случилось. Эта массовая культура идет оттуда. Начиналась она с пианистов в салуне и дальше этого они не ушли никуда. Хотя там были настоящие мастера. Но большинство из них приехали из Европы, когда Гитлер пришел к власти. Я считаю, что наша культура, российская, это мировой феномен. У них никогда не родился Достоевский, Чехов, Толстой.

– Помимо работы в Московском драмтеатре им. К. С. Станиславского, которому посвятили уже больше полувека, последние десять лет вы занимались педагогической деятельностью, заведовали кафедрой актерского мастерства на факультете театрального искусства при Институте гуманитарного образования и информационных технологий. Известно, что он был расформирован в 2015 году. Преподаете ли вы сейчас? И что для вас преподавательская деятельность – возможность передать опыт и знания, показать себя, как профессионала, дополнительный заработок, все это вместе или что-то вообще другое?

Фото: Александра Ершова

– Я бы так сказал: накапливается огромное количество профессиональных знаний и умений, которыми надо делиться. Я шучу, что сам себе напоминаю глухонемого энциклопедиста, которого распирает от знаний, но в силу некоторых особенностей здоровья он не может поделиться. Взорваться можно изнутри, когда знаешь, но не можешь сказать. И наступает момент, когда это надо сделать. Петр Наумович Фоменко (советский и российский режиссёр театра и кино, руководитель – от ред.) говорил, что начинаешь понимать профессию, когда начинаешь преподавать. Когда объясняешь что-то студентам, ты заново проходишь с ними всю эту школу. Так сказать, чистишь ракушки с корабля своей памяти и с себя. И ищешь пути, как вложить эти знания другому.

И еще. Интересно воспитать Человека. Личность. Конечно, ремеслу надо учить, но этому может научить кто угодно. Есть приемы, благодаря которым можно научить сколь-нибудь способного человека актерской профессии. Она такая же, как и любая другая. Но завести механизм собственного творчества в этом молодом человеке – вот ведь что самое главное. Чтобы заставить думать, фантазировать, начать творить. Развить его собственную личность до размера общественного интереса. Вот эта задача очень интересная!

Я не честолюбив, или, может, мое честолюбие такого размера, что его не удовлетворить разной дрянью. Вот я, например, не миллиардер, не политический деятель и не могу изменить мир таким путем. Но у меня 20-25 учеников. Вот если я их выучу по-своему думать, по-своему смотреть на мир, а у них появятся свои ученики, и начнется геометрическая прогрессия, в центре которой нахожусь я. Вот таким образом я могу воздействовать на мир. Воспитать в них культуру, воспитать вкус. Как говорил Александр Грибоедов: "Вкус, батюшка, отменная манера!". Самая лучшая манера – это хороший вкус. Художника от не художника именно он и отличает. И его можно развить. И когда ты воспитываешь настоящих интеллигентов, людей интересных, думающих, Граждан, то это задача очень стоящая!  

– Предложениями получить театральное образование и, тем более, поучиться у корифеев театра столичного уровня в Севастополе не избалованны. Скажите, не рассматривали вы возможность открытия у нас факультета театрального искусства?

– Я не могу. Я бы с удовольствием, ведь свой театральный факультет здесь я создал сам. Хотя меня приглашали во многие театральные училища, но я решил сделать так, чтобы надо мной не было начальства. Знаете почему? Помните из истории, была столетняя война из-за Фландрии между Англией и Францией? Так вот  я читал у историков, что через сто лет военные ходили в засаду, брали пленных, но уже не знали, зачем они это делают. Они забыли причину – из-за чего началась война. Так и в этих ВУЗах, которым сто пятьдесят лет: они занимаются трудоустройством преподавателей, а не воспитанием молодых художников. Это уже во многом заформализованные учреждения. И, конечно, интересно начинать с начала, то есть с нуля. Но чтобы открыть что-то подобное в Севастополе, мне придется оставить театр. Ведь нужно заниматься этим каждый день. А я должен быть здесь, в Москве, в театре. Здесь я умудряюсь совмещать. Хотя я с удовольствием помогу, буду приезжать на консультации, устраивать мастер-классы.

– Во время нашей беседы вы уже касались политических тем время от времени. Тем не менее, все чаще сегодня от представителей сферы культуры, шоу-бизнеса, не желающих быть преданными остракизму с той или иной стороны «баррикад», можно слышать такого рода мнение: «Я – человек культуры, и политика меня не волнует. Я вне политики и не буду комментировать». У вас другое мнение?

– Вот я скажу сейчас одну вещь, с которой многие, видимо, не согласятся. Искусство – это идеология в концентрированном виде. Только идеология бывает разная. Она может быть классовой, партийной, либеральной, консервативной, клерикальной, фашистской и так далее. Вспомните, какое искусство было при Гитлере. Это была нацистская идеология, выраженная в искусстве.

Если у человека нет позиции человеческой, он не художник. Там пустота. Когда говорят, что настоящий художник вне позиции гражданской, это и есть идеология. Идеология разрушения нравственности. Тогда плюрализм начинает душить нравственность.

Мне кажется, что большие художники всегда идеологичны. И как можно исключить себя из общества, живя в нем? Возьмите Достоевского...  У него такая гражданская идеология! Или Пушкин, который был абсолютный государственник. Вот почитайте "Клеветникам России"...

Фото: Владимир Кудрявцев.

– Ваша супруга и ваша дочь, внук, ваша семья – все то самое ценное, что было и есть у вас сегодня, помимо театра. О том, в чем секрет сохранения сплоченной семьи, спрашивают часто. Но в непоколебимую сплоченность семьи не в ущерб собственных устремлений, будь то карьера или творчество в свое удовольствие, скажу прямо, я не верю. Хочется спросить у вас, чего не нужно делать, чтобы оставаться в гармонии не только с семьей, но и с собой. Какие табу лично вы для себя определили, чтобы ваша жизнь была полноценной во всех смыслах, включая дорогое вашему сердцу Искусство? Какие ваши заповеди счастливой жизни в гармонии с жизнью? 

– Я не знаю... Я не святой. У меня есть грехи. Но мои грехи можно отмолить. Я не совершаю смертных грехов. Живу по доброте. Я добрый человек. И многое прощаю. Я не мстителен. У меня, может, не много хороших качеств, но они есть. А сохранять семью можно только любовью. И воспитывать можно только любовью. Так же и меня воспитывали. Я рос в любви. Потом, когда я буду уходить из жизни, я буду вспоминать вот это тепло. Не знаю, нет формулы. 

Чего не нужно делать... Не знаю, не могу точно сказать. Наверное, не надо врать. Я сам врал. Правда. Бывали случаи, когда приходилось. И что делать? Одного моего героя, которого я играю, старого Дон Жуана, пришел исповедовать священник. И старый пройдоха ему говорит: «Согласитесь, святой отец, ложь, ведь, разной бывает. Например, скажу я невезучему: "Завтра у тебя радость будет великая, счастье!". У него и плечи распрямятся и улыбка появится. Разве такую ложь можно назвать грехом?» Все относительно.

– А можете, глядя человеку в глаза, понять, обманывает он или говорит правду?

– Бывает. Но обманывали меня много раз. Как у Пушкина: «Обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад!». Мы часто хотим обмануться, мы ждем доброй вести. Или мы даже чувствуем, что нас обманут, но мы идем на этот обман и верим.

Я очень переживаю иногда, потому что не умею радоваться. Вот, скажем, я смотрю на человека, который умеет радоваться, и я ему завидую. По-хорошему завидую. Вот произошло у меня в жизни что-то хорошее, я думаю: «Ну, ладно. Хорошо, что так». А другой человек обрадовался бы так, что взлетел! Моя склонность к рефлексии, необходимость постоянно контролировать себя, разбираться, почему так случилось, а не по-другому, это в действительности страшное качество.

Был такой великий английский актер Кин. О нем Дюма написал пьесу «Кин или Гений беспутства». Как-то ему сказали, что у него умер отец. И он страшно закричал. А потом остановился и повторил это. Чтобы не забыть, как он это сделал. Это ужасно! Потому что его профессия не оставила его в этот момент. Что делать с этим? Он великий артист. Это жертва, которую он приносит. Он теряет что-то в человеческом смысле, но приобретает как профессионал.

Вообще, заниматься психоанализом, это последнее дело. Вот иностранцы бегают к психоаналитику, как в туалет. А я считаю, что если ты попадаешь в депрессию, и хорошо. И слава Богу. Ты потом из нее выходишь с новым опытом.

– Владимир Борисович, огромное спасибо вам за такую замечательную, интересную беседу. Хотели бы вы что-то добавить от себя в заключение?

– Да. Хочу сказать, что был свидетелем воссоединения Крыма с Россией. Я видел, что это настоящий праздник. Люди были счастливы. Я не баба Ванга, но считаю, что наступит время, когда Россия, как птица Феникс возродится. Она создана быть империей. И так будет. И вокруг нее будут собираться народы. Я в Россию верю. Горжусь ее мощью, народом, культурой. Я верю в судьбу народа России. И это светлая судьба, тут к бабке не ходи.