«У меня была огромная теоретическая база, полученная в нашем вузе, в СевНТУ. По сути, я все знал. Но не применял. А здесь меня взяли и «бросили в песочницу». Могли дать на два дня задание, по объему схожее с нашими «курсовиками», а иногда и с дипломной работой. Давали, например, в пятницу, а предоставить готовый проект нужно было в понедельник. Такая вот «реконструкция» авральных ситуаций на работе». 

Выпускник севастопольского университета (теперь – СевГУ) Иван Игнатьев – о том, как два года назад неожиданно для себя самого решил продолжить обучение во Франции и ... и защитив степень магистра, успешно прошел стажировку, став штатным сотрудником представительства корпорации Microsoft в Париже.

А еще – об оставленном им Севастополе, политике глазами программиста, проблемах коммуникации и, конечно, том самом сказочном городе, не оправдавшем ни одного известного ему стереотипа.  

А ведь не собирался же. 

Это была дорогая игрушка, о которой многие мальчишки грезили, и на которую я не обращал никакого внимания

До 10 лет меня тянуло в разные креативные виды деятельности: живопись, ботанику, археологию. По собственному желанию я стал ходить на художественный кружок во Дворец детского и юношеского творчества. Это были 90-е годы, и все было тяжко, вы, конечно, помните. Была жуткая текучка кадров. И вот я пришел, а через несколько занятий уволился преподаватель. Потом я записался на кружок росписи по дереву, и там случилось то же самое. На ребенка все это очень сильно действует. Когда тебе шесть, семь, восемь лет, ты привязываешься не только и даже не столько к занятию, сколько к преподавателю. Ну, у меня, по крайней мере, это было именно так. Оставаться здесь после всего мне не захотелось. Дома я продолжал рисовать и много читал того, что меня увлекало.

Что не увлекало, так это компьютеры. Хотя о них уже много тогда говорили и писали, причем самих их было мало, и еще меньше было тех, у кого они были. Это была дорогая игрушка, о которой многие мальчишки грезили, и на которую я не обращал никакого внимания.  

Но как-то мы вместе с мамой зашли в Малую академию наук – тогда она называлась Центром научно-технического творчества. Мы жили на ул. Маршала Геловани, и нередко были в том районе, а в тот раз мама предложила не проходить мимо, а узнать, какие здесь есть кружки: уже учился в 5-м классе, и ей хотелось меня чем-то занять, помимо школьной программы (Смеется). В общем я был не против. Но ботаники, как помню, там не было. Живописи тоже. И в итоге я выбрал информатику. Просто из любопытства. 

Для меня компьютер до сих пор – это что-то сродни магии

Нас тогда в группе было довольно много – человек 30. Это при том, что в зале стояло чуть больше 10 компьютеров. Мы по 2-3 человека сидели за одной машиной. Романтика (Смеется) Время то какое было! Интернет или мобильный телефон – из разряда чего-то за границей понимания. Но время шло, и приходило не только понимание, но и увлечение. Оно стало результатом каких-то моих успехов на новом поприще. На самом деле, я, конечно, не делал ни чего из ряда вон выходящего. Но мне тогда казалось это просто фантастикой. Вообще, сказать честно, для меня компьютер до сих пор – это что-то сродни магии: ты что-то пишешь ему на вам понятном языке – он исполняет. 

На свой первый компьютер я копил пять лет. Так и не накопил. Это тогда было очень-очень дорогое удовольствие. Все, что можно было назвать карманными деньгами, подарками на ДР – все – ну, или почти все – складывалось. В итоге мне удалось собрать где-то половину нужной суммы. И когда мне исполнилось 14, мама добавила денег, и я получил свой первый компьютер. Это был 2004 год. Эврика!

Свою первую «ощутимую» программу на GV Basic я написал лет в 12, спустя два года, как пошел на кружок. Это была игра, в которую можно было играть вдвоем. «Стрелялки». Там были два шарика, которые могли стрелять друг в друга. И еще было озеро, в котором можно было утонуть (Смеется). Все просто, в общем. Но я был счастлив. Для меня, как для большинства детей, вхождение в программирование было связано с играми. Причем сами игры как таковые меня не увлекали никогда. Я проигрывал во все, во что только возможно. Может быть, поэтому мне было интересно посмотреть и понять, как они сделаны, изучить изнутри, чтобы потом сделать что-то свое. 

И вот так, с первыми достижениями, стала меня захватывать и сама эта наука. Как-то так случилось, что тут я и задержался Нашел, наверное, в ней творческое начало для себя. Здесь тебе и своеобразная живопись, и ботаника, и археология (Смеется). 

Было событием даже до Симферополя на электричке доехать. А тут Париж...  

Выбор будущей специальности для меня, понятно, не был трудным. Высшее образование я решил получать в Севастополе: не хотел никуда уезжать, да и незачем было.  

Надо сказать, что учеба в Севастопольской МАН стала для меня во многих смыслах трамплином. Эта огромная сеть внешкольных учебных учреждений по всей стране – поистине замечательное наследие СССР. На протяжении десятилетий локальные академии проводили свои областные конкурсы, на которые выдвигали своих учащихся. И тут нам, севастопольцам, в каком-то смысле особенно повезло: город всегда находился и сейчас находится в административном подчинении столицы, теперь федеративном. На тот момент мне предстояло ехать в Киев, где я защитил свой проект. Не помню точно темы, но это было что-то вроде «Защищенная база данных клиентов банка для учета выплат кредитов», как-то так.  

В СевНТУ на факультет «Автоматика и вычислительная техника», на кафедру «Информационные системы» я поступил по собеседованию, как призер конкурса, в котором участвовал как раз той весной, так что стресса у меня было мало. По сравнению со школой – массовкой, где все спешат разойтись в разные стороны, но не могут, пока ее не закончат, –  университет для меня был авторитетной организацией. Собственно, и остается такой. Я получил здесь прекрасное образование. Проучился тут четыре года, получил  степень бакалавра и стал работать.  

Мама тогда при каждом удобном и неудобном случае не уставала спрашивать: «Чего ты у меня «недоученный» такой?» Но меня все устраивало. И хотя я рассматривал возможность продолжать учебу, но не спешил с этим. Я понимал, что следующее образование нужно будет получать уже не в Севастополе. Надо будет расширять мировоззрение. Ведь мир информатики связан с глобальным рынком. После того, как появился интернет, мы уже не можем создавать какие-то достойные продукты, которые будут продаваться только, например, в Севастополе – это было бы на грани фола. Все это я понимал, и, поскольку уезжать из города не хотел, не говоря уже про выезд из страны, то всячески оттягивал момент принятия решения.  

Дальше все было спонтанно и непредсказуемо. Просто мама решила навестить сестру. 

Во Франции, в Париже, давно жила ее двоюродная сестра. Мы были у нее в гостях однажды. Тогда, в 2000-м, тетя во всем нам помогла, чтобы мы приехали к ней на две недели – восстановить, так сказать, родственную связь. Так я впервые побывал за границей. До этого вообще редко куда-то выезжал. Для меня было событием даже на электричке до Симферополя доехать. А в Ялту съездить для обычного севастопольца? Это же уже дальнее путешествие, целое приключение. А тут Париж. Вы что. Событие с воспоминаниями на несколько лет вперед. Но так случилось, что по просьбе мамы мы отправились туда и во второй раз. Тогда я уже сам зарабатывал и смог поучаствовать в финансовой стороне вопроса. Я и подумать не мог тогда, что этот самый финансовый вопрос скоро встанет передо мной очень остро, и что я сам себе его так поставлю.  

Для русского человека кредит в банке… да еще в чужой стране. Я ночи не спал перед тем, как свою подпись поставить  

Так получилось, что уже через несколько месяцев я обосновался в Париже, став студентом частного вуза – по российским меркам его можно было бы назвать институтом, но здесь это техническая школа. Во Франции очень популярны такие организации, которые специализируются только на чем-то одном, Epitech была одной из таких. О ней я узнал случайно, просматривая во время нашего второго приезда карту, и ища что-то вообще другое. Но в тот раз я отвлекся от достопримечательностей. Заинтересовался образованием.  

Учреждение оказалось серьезной европейской технической школой, предоставлявшей знания через практику. Я выяснил, что в этом году здесь собираются производить первый набор интернациональных студентов, из-за чего предоставляется 50%-я скидка на учебу. Даже такой суммы у меня не было. Зато уже было любопытство. И оно победило.  

Мне было очень интересно попробовать новый, незнакомый метод обучения. Существенную часть тут взяли от американской модели образования, попытавшись интегрировать ее во Франции. Франция вообще-то любит все французское, и американские модели тут тяжело приживаются. Но здесь удалось эту модель внедрить просто потому, что это частная организация. Формат учебы был определен специфичный. Я сам фактически мог планировать свою программу, составлять свой учебный план. При этом здесь практически не было предусмотрено лекций. В основе метода – «бросок в воду». Утонешь – твои проблемы. Тебе устанавливают сроки, дают задание, которое ты должен сделать. Как – никого не волнует. При этом искать информацию можно везде, а работа ведется каждый раз в новой в команде, где сами участники распределяют себе роли.  

Для кого-то это хорошо, для кого-то нет. Для меня это было очень даже неплохо. У меня была огромная теоретическая база, полученная в нашем вузе, широкий взгляд на вещи от СевНТУ. По сути, я все знал. А здесь меня обещали «бросить в песочницу». Это интриговало. Правда, по-французски я тогда не говорил вообще. По-английски говорил, как программист, и писал, конечно, на английском документацию, частично общался. А в остальном никак не был подготовлен к переезду куда-то. Но я подумал: почему нет? Нужно было решаться. Решаться брать кредит на оплату учебы.  

Но для русского человека кредит в банке… а тут еще и в чужой стране. Я ночи не спал перед тем, как свою подпись поставить (Смеется). Решился. Выбрал удобную для себя программу, рассчитанную на 9 лет. Мне понадобилось 13 000 евро с учетом того, что первое время придется платить еще и за аренду квартиры: общежития при вузе не было. Не мог же я жить с тетей. 

Я стал готовиться. Написал мотивационное письмо – в нем нужно было объяснить, почему я хочу учиться во Франции и именно в этом институте, какова моя конечная цель; оформил аргументацию избранного пути программиста – нечто вроде резюме + портфолио и сдал сертификат по английскому языку. В 2012-м поступил. На базе диплома бакалавра предстояло учиться 2 года.

Я брал теоретические знания, полученные в Севастополе, и применял их здесь 

Несмотря на то, что у меня была отличная теоретическая подготовка, учеба стала серьезным испытанием. Благо, первое время не нужно было платить по кредиту ничего, кроме 2% годовых. Устроиться на работу в первый год обучения было просто невозможно. Мы учились фактически без выходных, по 12 часов в день. 

Все начиналось в 9 утра и заканчивалось глубоко к ночи. Постоянная работа над проектами. При этом под каждый новый проект нужно было составлять новую команду: с одними и теми же людьми работать запрещено. Нам предоставлялся ресурс, где можно было задавать вопросы, давались ссылки на некоторые материалы. Дальше люди сами самоорганизовываются, распределяя роли между собой. Цель – успешно завершить проект. Ради нее нередко жертвовались и дни, и ночи напролет. 

Нам могли дать на два дня задание, по объему схожее с нашими стандартными «курсовиками», а иногда и с дипломной работой. Давали, например, в пятницу, а предоставить готовый проект нужно было в понедельник. Такая вот практиковалась «реконструкция» авральных ситуаций на работе». Честно скажу, было непросто. Но помогла «база». Часто я просто брал теоретические знания, полученные в Севастополе, и применял их здесь.  

Во второй год я уже работал. В маленькой французской компании: они меня взяли, как стажера. Это было выгодно и им, и мне, ведь нужны были деньги. Три дня работал, три дня учился. Во Франции есть такая интересная вещь как учеба «вахтовым методом». Если у нас есть заочное образование – полгода трудишься, а потом 2-3 недели у тебя проходит сессия, то здесь можно учиться и работать, чередуя дни. При этом работать разрешается исключительно по специальности, а место и время работы должны быть четко прописаны в плане учебного процесса. Так прошел еще год.

Фото: личный архив И. Игнатьева; www.epitech.eu

В 2014-м я закончил все учебные курсы, а в 2015-м прошел полугодичную интернатуру на предприятии. Стажировка является обязательной во Франции, от этого здесь не уйти, в каком бы вузе ты вы обучались. При этом приветствуется, чтобы место для своей практики ты подыскивал сам. Мне удалось остановиться на офисе Microsoft. А незадолго до нового, 2016 года я здесь пополнил уже ряды штатных сотрудников.  

Вся карьера тут построена на самопрезентации, и французский язык стал для меня испытанием

Когда ты молодой, тебе все интересно, и страх часто заменяется любопытством. Для меня это было так. Мне повезло, что первый год я прожил в интенсивной учебе и другой жизни не знал. Мозги были загружены, ни о чем, кроме проектов, не было времени думать. 

Зная только английский язык, и приезжая во Францию, я оставался замкнутым в стенах учебного учреждения. И если первое время меня это не особенно беспокоило, то чтобы дальше и работать, нужно было спешно учить локальный официальный язык страны. Дело в том, что вся карьера тут построена на самопрезентации. Мы живем в информационном обществе, и все, что не знаем, можно спросить. Но если мы не можем спросить и даже познакомиться с носителем информации, то проблема становится тяжело решаемой. Так что основная часть проблем пришлась на нехватку информации и сложности быстро и емко предоставлять информацию о себе, выражаясь грамотным литературным языком. Французский язык – это для меня «испытание», было и есть. Несмотря на то, что я подучил его, и каждый день на нем разговариваю, мне по-прежнему тяжело. 

Офис Microsoft. Париж. Франция

На английском тоже общаюсь и русский не забываю, конечно (Смеется). Здесь, на работе, тоже иногда появляется возможность пообщаться на родном языке: приезжают коллеги из России, из Украины, из Белоруссии. Ну, и с мамой разговариваю по Скайпу буквально каждый день. От нее узнаю, что и как в нашем городе. 

Как программист, я вижу корень зла в проблеме коммуникации

Так уж получилось, что события исторического для Севастополя 2014 года меня не очень коснулись. Тот год и в моей судьбе оказался по-своему историческим, тяжелым, нервным. Мне тогда некогда было смотреть телевизор. Да и сейчас некогда, у меня его и нет дома (Смеется). Но, если бы я смотрел, и мне бы пытались внушить – как это делали, я знаю, некоторые западные СМИ – внушить мысль о том, что референдум о присоединении Крыма к России был сфабрикован, я бы не поверил. Не могу с уверенностью говорить за весь Крым. Но то, что в Севастополе проголосовали «за» больше 90% – в этом не сомневаюсь. Здесь, где общество веками инфраструктурно, культурно и социально было тесно связано с Черноморским флотом, здесь по-другому быть не могло. 

Кроме того, как программист, я вижу «корень зла» в проблеме коммуникации. Герои, на которых строится сегодня современная Украина, и которые навязывались здесь, в Севастополе и Крыму, нам, с этим я согласен. Но почему-то Западной Украине удалось экспортировать свою культуру и героев на все пространство страны, а нам отстоять своих не удалось. Не нашлось много сильных, смелых, образованных и убедительных, кто вовремя взял бы на себя ответственность их защитить. А тех единиц, кто нашлись, там не захотели услышать. Поэтому во всем, что произошло, виноваты, на мой взгляд, обе стороны сегодняшнего противостояния. Нам не удалось выйти на диалог, в итоге был навязан монолог. А с ним – и другие герои и ценности. Принять это здесь, в Севастополе, в подавляющей массе люди не могли. И вот, что из этого получилось. 

Плюс ко всему, за все время пребывания Севастополя в составе Украины, так и не было налажено чисто человеческого контакта. Из-за плохой инфраструктуры Украина долгое время оставалась слишком разрозненной страной, мы не общались друг с другом в той достаточной мере, которая нас могла бы сблизить. Может, кто-то и не хотел. Вышло так, как вышло. Это то, как я, будучи здесь и зная свой город, могу объяснить произошедшее. Время покажет, что будет дальше. Но, так или иначе, каждый человек, рассуждая на тему прошлого и будущего, должен, прежде всего, начинать с себя. С вопроса: «Что я сделал для того, чтобы так не было, или, наоборот, чтобы так было? Нельзя сразу ждать помощи от государства. Во всем нужно начинать с себя». 

Во Франции чуть ли не каждый город считает себя особенным, городом-брендом

И если я сам, например, так сделаю, говоря о вопросе коммуникации, то буду вынужден признать, что мы, севастопольцы, в большинстве своем действительно не любим первыми идти. Считаем, что, кому нужно, тот сам придет. При этом не очень-то любим к себе пускать, одариваем «пришлых» косыми взглядами. 

Вот в вашем слогане «МостЪpress»: «Севастополец – это не прописка, это состояние души» – много правды. Можно сказать прямо, так  и есть. Я не могу сказать, что я парижанин, и не скажу. Даже не могу сказать, что я крымчанин. Крым и Севастополь – это разные вещи для меня. И тут мы подходим к тому, что есть в этом заявлении какая-то ограничивающая планка. Элитарности нотка что ли. Хотя тому есть и объяснение. Оно заложено в самом названии: «Севастополь – «город, достойный поклонения».  Севастополь особенный? Ну, да, наверное. Город-бренд. Мы это ощущаем и экспортируем свои чувства каждый по-своему. Иногда заносчивость закрывает перед нами многие двери. 

Но это с одной стороны. С другой, везде так, наверное. Ведь коренные москвичи и питерцы признаются в том же. А что касается Франции, так тут чуть ли не каждый город считает себя особенным. (Смеется). Здесь много городов-брендов, и у каждого свои поводы дял гордости. Ничего удивительного. И если мы возьмем француза с Севера и с Юга, то они вечером подерутся, и утром помирятся. Потом снова будет то же самое. Много где такое есть, потому что везде у людей разное представление культурного экспорта. Французы, например, могут гостям здесь так все представить, что ты влюбишься в город, почувствуешь, как тебе тут рады. Рады. Как туристу. Но ты никогда не станешь здесь своим. За редким исключением. Так что в этом смысле некоторые известные мне претензии к севастопольцам, наверное, излишни. Вообще мы очень даже дружелюбные. (Смеется) И искренние.  

Здесь в Париже я обитаю в абсолютно космополитичном обществе, поэтому для меня тут очень странным было бы получать косые взгляды. Среди моего окружения есть мексиканцы, французы, немцы, британцы, россияне, китайцы, американцы, вьетнамцы. И так каждый день в моей ежедневной жизни. Но так больше в Париже, нельзя сказать, что так во всей Франции.  

Когда общаюсь с французом, который знает историю, и говорю, что из Севастополя, он отвечает обязательно что-то вроде: «О! А у нас есть улица Севастопольская, метро «Севастополь». У них есть целый город Малахов здесь, под Парижем, оказывается. Нас тут много чего связывает. 

Ни одно клише о Париже не оправдалось

Мы вообще, по моим наблюдениям, во многом близки с французами. Манерами, например, эмоциональностью. Здесь действительно много еды, вина, и французы любят много и вкусно поесть. Правда, ни одно клише о Париже не оправдалось. Никакой романтики-разврата, ничего такого тут нет. Французы мне иногда кажутся даже более семейными людьми, чем русские. Это очень закрытое общество. 

Что касается стереотипа: Париж – центр мировой моды, тоже сказать так нельзя. Много модных магазинов, бутиков. Но обычные люди, на что есть деньги, в то и одеваются. Ничего броского, яркого, феерично-модного на улицах здесь вы не увидите. Сюда приезжают русские и китайцы и покупают больше модных вещей, чем французы. Если вы зайдете в любой модный коммерческий центр, к примеру, «Галери Лафайет» или бутик какой-то, то пять французов если вы насчитаете, то вам повезет (Смеется). За вещами сюда едут другие. 

В отличие от Севастополя, где влажность очень высокая, и холод пронизывает до костей, тут мне пришлось привыкать ходить в более легкой одежде. В Париже климат мягкий. Зато экология плохая. Здесь не такой воздух, как у нас. Машин много, ветра мало. Но здесь очень много парков, зеленых зон. Тут дышится здорово, легко. Я люблю гулять по городу и в парках. Нужно же двигаться после офисной работы, развлекаться, отвлекаться как-то. Для души я по чуть-чуть разными вещами занимаюсь. Пока что на регулярную основу пытаюсь поставить бег на длинные дистанции. А еще танцы, музыку и рисование. Хожу на концерты, люблю послушать классику.  

Я живу в 20-м районе, недалеко от Плас де ля Насьон – Национальной площади, в двух станциях от Пер-Лашез – одного из самых известных мест захоронения в мире. От моего дома до Нотр-Дам де Пари 30 минут пешком. А офис Microsoft находится на берегу Сены, на границе с Периферик – парижской окружной дорогой, чем-то вроде Садового кольца в Москве. Это район Большого Парижа. До работы мне добираться почти час.  

И хоть есть здесь необыкновенно много чего посмотреть, сам по себе Париж довольно маленький город. По диагонали его можно пересечь за полтора часа. При этом в городе живет до 2,5 миллионов. 

Хочешь – живи в метро, никто тебя не выгонит. Это французский подход. Так проявляет здесь себя демократия 

Что касается беженцев и создаваемого ими напряжения, о котором сегодня много говорится. Во Франции вообще исторически беженцев много. А уж в Париже уже тяжело, мне кажется, создать какое-то напряжение больше, чем оно есть. Вообще, пока они меня не трогают, все нормально. 

Большее напряжение создает ситуация с бездомными людьми и безработицей, нежели с беженцами. Беженцев устраивают, а собственных бездомных никуда устроить не могут. Это французский подход. Так проявляет себя демократия. То есть это твой выбор. Хочешь – живи в метро, никто тебя не выгонит. Мы можем это осуждать, говорить, что это ленивые люди, осуждать какие-то социальные аспекты. Не знаю, как на это реагировать, на самом деле. Такая вот локальная демократия. 

В Париже 40 000 бездомных. И это только официальная статистика. Если мы идем по городу, то каждые 100-200 метров кого-нибудь встретим, кто у тебя монетку попросит. Живут в метро, на улицах в палатках. В Севастополе можно встретить таких людей. Но по сравнению с Парижем, у нас просто идеальная ситуация. 

К чему еще трудно было привыкнуть, так это к особенностям административного устройства. Здесь власти больше аккумулировано в административных округах, больше сил и возможностей «на кончиках власти». Тут вам не скажут: «Я вас понял, передам мэру. Ожидайте». Здесь можно требовать и добиваться, чтобы решение было принято на уровне, ближнем к нам. В смысле демократии это логично. В то же время, это порождает глупости. Если, например, ты решил переехать из одного района Парижа в другой, будь готов к тому, что в том, другом люди не добились того, чего добились в том месте, которое ты покидаешь. Может быть так, что тут в определенных местах цветы высаживать не разрешают, а там разрешали. Тут налоги выше, тогда как там успели добиться их понизить. 

Пока меня этот вопрос не коснулся остро. Я живу, работаю, много путешествую, прежде всего, потому, что по работе часто бываю в командировках. Пока меня все устраивает. Только за последние два года мне удалось много чего узнать, много где побывать и много чего увидеть, красивого и впечатляющего. 

Приморский бульвар – вне конкуренции 

Правда, до сих пор я не нашел ничего подобного нашему севастопольскому Приморскому бульвару – ни в Париже, ни в Ницце, ни в Каннах, ни в Монако, ни где бы то ни было еще. Он вне конкуренции. Может, потому что люблю я все это и скучаю. Конечно, скучаю по Севастополю. Это город, в котором я вырос, где осталась большая часть моих друзей. 22 года жизни неотрывно связаны с ним. Я очень надеюсь, что скоро смогу выбраться домой. 

Дома я очень любил бывать на Максимовой даче, Сапун-горе, Историческом бульваре. В заброшенном тогда детском городке «Лукоморье» прошло моё раннее детство (Смеется). Все это мне дорого. Ностальгия. Но в современном нашем мире нельзя долго придаваться ностальгии, все ведь движется вперед. К тому же, я в каком-то смысле сам взялся помочь этому движению происходить быстрее. Так что идем дальше.

*В статье использованы фотографии из личного архива И. Игнатьева